Счастливая встреча - Страница 36

— Я тоже надеюсь. — Пересиливая неприязнь, Адам пожал протянутую руку. — Но это еще не все. Если в течение этого срока начнутся боевые действия, я требую охранное свидетельство, обеспечивающее моей жене свободный выезд из страны. Пообещайте мне это, как дворянин и человек чести.

— Согласен. — В конце концов, обещания для того и даются, чтобы их нарушать. Борис Муромский с трудом сдержал смех.

— И наконец, я требую свободы передвижения для меня и моей жены. — Адам пожал плечами. — Мне осточертел этот город.

— В пределах разумного. — Генерал обезоруживающе улыбнулся. — Мой дорогой месье де Карт, я предвосхитил ваше стремление к перемене обстановки. Меня вдруг тоже обуяла жажда странствий. Завтра утром я еду в мое имение и прошу вас составить мне компанию.

Муромский мстительно потер руки. Теперь за этой подозрительной парочкой уследить будет куда проще. И куда легче удостовериться, не шпионажем ли занимаются супруги де Карт.

— А если мы не расположены к путешествию? — Как им бежать, если Муромский станет держать их на привязи? Как найти Илону? При мысли о том, что возможность разыскивать Илону у него отняли, Адам испытал несказанное облегчение и тут же проклял сам себя за позорную слабость.

— Я пообещал вам свободу «в пределах разумного». И нахожу, что приглашение провести время в моем имении за пределы разумного не выходит. Или у вас другие планы?

В глазах генерала мелькнуло подозрение, и Адам сдался.

— Что вы, о чем разговор!

— Тогда… — Муромский развел руками, — попрошу вас и вашу очаровательную жену быть готовыми выехать на рассвете.

— Мы с нетерпением предвкушаем эту поездку, генерал. — Адам коротко поклонился.

Узкая горная дорога петляла между скал. Но вот начался спуск. Ландшафт изменился: вместо диких скал взгляду открылись возделанные виноградники и сады. И на Жюли нахлынуло чувство узнавания.

Сколько раз слышала она рассказ родителей о бегстве из Петербурга через заснеженные русские степи в Крым! Особенно завораживали юную княжну описания последнего этапа путешествия. Она словно ощущала изобилие красок и ароматов, где солоноватый морской бриз сливался с душистым запахом цветущих деревьев. Теперь, когда карета, мерно раскачиваясь, катилась по той же самой дороге, Жюли казалось, будто она уже проезжала в этих местах.

Карета остановилась у внушительного особняка, серые стены которого оплетали розы и глицинии. Жюли смотрела на тот самый дом, где прошло счастливое детство отца. И необъяснимое, страшное предчувствие, ни с того ни с сего накатившее накануне ночью и подсказавшее, что именно за этими стенами Илона ждет Адама, превратилось в твердую уверенность. Еще несколько мгновений — и ее возлюбленный воссоединится с невестой, а она останется одна.

Жюли украдкой коснулась рукой живота. Нет, не одна. У нее будет ребенок, подаренный Адамом. Жюли улыбнулась, словно бросая вызов тревожным предчувствиям и отзываясь на тихую радость, переполнившую душу.

Двери особняка распахнулись. Слуги в причудливых костюмах высыпали наружу и выстроились по обе стороны лестницы. И мужчины, и женщины были одеты в просторные восточные шальвары и яркие рубашки. Темные, подкрашенные хной волосы женщин украшали вышитые шапочки. Кисейные чадры закрывали их лица от носа до подбородка.

— А где та парочка? — раздался зычный голос генерала. — Почему их нет здесь?..

Не успел он договорить, как на верхней площадке лестницы появились мужчина и женщина. Одетые так же, как и прочие, они тем не менее отличались от остальных более светлой кожей и волосами.

Пальцы Адама судорожно стиснули ее локоть, дыхание оборвалось. Но и без этих признаков Жюли догадалась, что блондинка в дверном проеме — Илона. Глаза пленницы расширились, в них отразилась целая гамма эмоций — радость, мука и что-то похожее на панику. Затем Илона склонилась в поясном поклоне, и Жюли так и не удалось присмотреться толком к выражению ее лица.

Чувства, обуревающие их троих — Жюли, Адама и Илону, — были столь сильны и противоречивы, что, казалось, в воздухе потрескивают электрические разряды, как перед летней грозой. Горе комком стояло в горле. Невзирая на собственное смятение, Жюли почувствовала: генерал что-то заподозрил. Надо его отвлечь, подумала она, испугавшись за любимого.

— Что за любопытное зрелище! — заметила Жюли небрежно. — Могу ли я узнать, ради чего устраивается это действо?

— Причина проста: я обожаю власть. Обожаю, когда моим приказам повинуются беспрекословно. — Муромский улыбнулся, в зловещей ухмылке сквозила одержимость. — Власть — величайшее из земных удовольствий. — И единственное, мрачно добавил он про себя.

Краем глаза Жюли подметила, как Илона и ее спутник выпрямились. Почувствовала, как напряглись мускулы Адама, словно он отчаянно пытался взять себя в руки. Точеные пальцы погладили его запястье, пытаясь успокоить, а между тем княжна мучительно размышляла: как бы Адам поступил сейчас, если бы никто на него не смотрел. Кинулся бы к Илоне? Расцеловал бы ее? Поклялся бы, что спасет и никогда больше с ней не расстанется?

— А почему они одеты так странно? — мило прощебетала Жюли, невзирая на путаницу в мыслях и острую боль в сердце.

— Я всегда питал слабость к татаро-монголам. Может, потому, что в моих жилах есть капля азиатской крови. — Муромский снова улыбнулся. — А может, потому, что меня всегда восхищала их утонченная жестокость. Столько хладнокровия и столько изобретательности…

Ответ замер у Жюли на устах, потому что в голову ей пришла жуткая мысль: что, если и в ней живет подобная жестокость или, скорее, безумие? Ибо родственник ее безумен — в этом не было ни малейшего сомнения.