Жюли не сводила с него глаз. Адам дышал прерывисто, с трудом, кожа вокруг рта побелела от напряжения. Инстинктивно чувствуя, что сейчас в поддержке он не нуждается, девушка не пыталась прикоснуться к нему. Хотя ей бесконечно этого хотелось. Хотелось взять за руку и разделить его радость.
Постепенно дыхание его выровнялось, морщины разгладились — боль уходила. Скоро он поправится и уедет, подумала Жюли. На сердце у нее неожиданно стало тяжело. Вместе с Адамом из ее жизни уйдет звено, соединяющее ее с Ференцем Батьяни.
Впереди маячило унылое, безотрадное будущее — словно мертвая, бескрайняя, продуваемая ветрами пустыня. Видение длилось лишь мгновение, но оставило тоскливый осадок в душе. Появятся другие пациенты, напомнила себе девушка. Те, кому она будет нужна.
Адам обернулся к Жюли, собираясь сделать ее участницей своего триумфа. Та смотрела прямо на него, но в отсутствующем взгляде не читалось узнавания. Куда ушла, с кем она сейчас? Внезапно нечто острое, сродни физической боли, пронзило его сердце и исчезло прежде, чем Адам смог подобрать для него название — ревность.
Нет, он не имеет права на какие бы то ни было чувства в отношении этой девушки. Долг призывает его быть верным Илоне. Кроме того, нельзя забывать о происхождении Жюли. В памяти Адама воскресли давние картины утраты и бессилия — тягостные и неотвязные.
Жюли очнулась от размышлений и отчитала себя за то, что забыла о пациенте. Она вознамерилась было обратиться к нему, но слова замерли на устах: взгляд Адама стал темен от горя.
— Что-то не так?
Юноша хрипло рассмеялся. Упоение победой прошло, он снова превратился в беспомощного калеку.
— У меня такое ощущение, будто я преодолел дистанцию от Марафона до Афин… на четвереньках. — Адам презрительно усмехнулся.
— Не смейте над собой издеваться! — вознегодовала Жюли.
Ухватив своего подопечного за рукав, она для острастки основательно встряхнула его. Адам снова рассмеялся, но на этот раз от души. Взгляд потеплел.
— Сейчас вы — ангел милосердия, радеющий о сирых и недужных этого мира и творящий мелкие чудеса, а в следующее мгновение — взрывное устройство с очень коротким фитилем.
— Ваш цинизм и ваши насмешки и святого превратят во взрывное устройство, — проворчала Жюли, не осознавая, что сердце ее непроизвольно отозвалось на ласковый взгляд. — Вам есть чем гордиться и чему радоваться!
Адам собрался было признаться, что действительно рад и горд, и хотел поделиться своим счастьем именно с ней, да только она не вовремя ушла в себя… И вдруг глаза ее вспыхнули, засияли расплавленным золотом. Но только на одно-единственное мгновение. Затем взгляд погас, сделался тусклым и безжизненным.
Глядя через плечо Адама, за кованой садовой оградой Жюли заметила Ференца Батьяни, и сердце ее радостно дрогнуло. Затем она увидела миниатюрную блондинку рядом с ним. Выражения лица своего кумира Жюли не различила, но ясно разглядела, как Ференц обнял женщину за плечи и легко коснулся пальцами ее щеки. Любовь и нежность, заключенные в простом жесте, преодолели разделяющее расстояние и нанесли девушке удар в самое сердце.
Адам проследил за взглядом собеседницы и увидел Ференца и Марию, но почему-то не испытал привычной задушевной радости. Он обернулся к Жюли. Та по-прежнему завороженно глядела в одну точку.
Не понимая, что за эмоции владеют им, Адам уступил мгновенному порыву. Схватив Жюли за плечи, он развернул ее лицом к себе, заставляя обратить на себя внимание.
— Как патетично! — воскликнул Адам, непроизвольно стараясь задеть собеседницу побольнее. — Вы так и пожираете его глазами, как изголодавшийся ребенок пряжки в витрине кондитерской. — Для вящей убедительности он встряхнул девушку. — Ференц женат на женщине, которую любит больше всех на свете. Он никогда не станет вашим!
— Вы думаете, я этого не знаю?
При звуках нежного, бесконечно печального голоса гнев Адама утих словно по волшебству. Но он не собирался сдаваться.
— А мой брат знает, что стал объектом столь беззаветного обожания?
Глаза Жюли расширились, и, прежде чем она осознала, что делает, тонкие пальцы вцепились в его рукав.
— Нет! Обещайте, что ни слова ему не скажете. Обещайте, Адам!
Что его растрогало? Паника, прозвучавшая в ее голосе? Блеснувшие в глазах слезы? Настойчивое прикосновение пальцев? Или то, что девушка впервые назвала его по имени?
Да, кто он такой, чтобы судить ее? Разве Жюли когда-либо выносила ему приговор? Кто он такой, чтобы отказывать ей в сострадании? Разве не она утешала его ночами, унимала грызущую боль? Адам обхватил ладонями ее лицо.
Жюли с изумлением глядела в его глаза, удивляясь внезапной перемене. Лед и сталь сменились оттенками луговых цветов и сумеречного неба. Затем она ощутила прикосновения сильных рук — успокаивающие, отрадные, ласковые, словно волны южного моря. Время остановилось, будто они остались вдвоем в целом мире.
Бархатистая кожа, прохладная и нежная, точно летний дождь, потеплела под его ладонями. Пальцы Адама ощутили, как на виске неистово пульсирует жилка. Взгляд остановился на полураскрытых губах: само целомудрие и простодушная невинность! Не в силах противиться искушению, он наклонился…
Но перед глазами внезапно возник иной образ. Золотисто-карие глаза превратились в синие, ясные, словно озерная гладь. Черты лица изменились. Словно обжегшись, Адам отдернул руки… и чары развеялись.
— Не думаю, что тебе удастся вытащить Жюли из клиники. — Князь Алексей Муромский провел рукою по темным волосам жены. — Даже ради поездки в Париж. И я не уверен, что нам следует вмешиваться. — На его взгляд, роль сестры милосердия не слишком соответствовала положению юной княжны, но его светлость видел, как много значит для дочери ее работа.